СПЕЦИФИКА СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ
В РОССИЙСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Гришанов А. Н.
Психоаналитик, супервизор, тренинговый аналитик ЕКПП,
руководитель Психоаналитической мастерской, г. Новосибирск
Голуцкая А. С.
Журналист, участник Психоаналитической мастерской, г. Новосибирск
Вступая в отношения с любым человеком, даже кратковременные, мы уже несем определенный багаж своих ожиданий, иллюзий удовлетворения своих потребностей. В семье же, как под увеличительным стеклом, «чемоданы бессознательного» утяжеляются или становятся более легкими, но и более чем востребованными. Какие глубинные запросы к другому «заставляют» мужчин и женщин формировать семейные отношения определенного типа? И какие неразрешенные конфликты детства лежат в их основе? Почему так часто, согласно статистике, в нашей стране распадаются первые браки?
Безусловно, в данной работе мы рассматриваем лишь некоторые аспекты глубинных процессов, происходящих в психической реальности человека, которые проецируются на современные российские семейно-брачные отношения. Но именно эти аспекты, на наш взгляд, позволяют «увидеть» то, что определяет специфику семейных взаимоотношений в настоящее время.
Психоаналитические подходы к рассмотрению семейно-брачных отношений в динамике их зарождения, и в современных вариантах всегда констатируют неотъемлемую конфликтность, присущую этому ритуалу межличностных отношений. Семья всегда чутко реагирует не только на веяния времени во всей человеческой культуре, но и отражает специфику бессознательных процессов конкретной народности.
Эволюция ритуала семейно-брачных отношений в западной культуре за последние 100–150 лет демонстрирует последовательную смену преобладающей модели семьи. От модели патриархальной семьи с совместным проживанием трех поколений детей и родителей к нуклеарной, когда совместно живут два поколения – родители и их дети, и далее к новым моделям, среди которых можно выделить: визитерские модели брака, характерные для современной нарциссической культуры; семьи по интересам, когда сексуальная сторона отношений выносится за рамки семьи; однополые браки и т.д.
Известный философ и исследователь культуры В.Медведев в ряде работ [1,2] рассмотрел специфику организации коллективного бессознательного российской общности, а также специфику женских и мужских вариантов его реализации в условиях семейно – брачных отношений. Основываясь на подходах, выработанных В.Медведевым, рассмотрим с психоаналитических позиций общие тенденции, наблюдаемые в современной семье, а затем рассмотрим специфику этих процессов в российской действительности.
З.Фрейд в работе «Неудовлетворенность культурой» [3] рассмотрел с позиции глубинной психологии историю возникновения и современных для его времени условий существования семьи. Традиционно позиции мужчины и женщины в семье рассматривались следующим образом. Женщина – хранительница домашнего очага, воспитательница детей. Мужчина – добытчик, обеспечивающий условия для существования семьи и реализующий себя за порогом своего дома. Он создает для себя более комфортную среду обитания – культуру, которая, по мнению З.Фрейда, является сублимацией сексуальной энергии мужчин. При этом женщина, которая решает основную задачу ей предназначенную – сохранение рода, рассматривалась З.Фрейдом как враг культуры, поскольку она стремится перенаправить энергетику мужчины от целей культуры в домашнюю реальность, удерживая мужчину рядом с собой.
Наблюдаемые с конца XIX в. закономерные процессы всесторонней социализации женщин и их сексуального раскрепощения приводят к тому, что женщины постепенно расширили за рамки дома пространство своей реализации и освоили традиционно мужскую сферу обитания – культуру. Некоторый период времени мужчина служил проводником в эту реальность, но постепенно женщина стала обходиться без него, да и сама культура стала ориентироваться на удовлетворение, прежде всего, женских потребностей.С точки зрения классического психоанализа и, используя его терминологию, стремление обрести и освоить тот мир, который создан мужчинами «для себя», как место для формирования своей идентичности и её реализации, можно рассматривать как проявление «зависти к пенису», которое удовлетворяется через идентификацию со способностями мужчины пользоваться результатами сублимации сексуальной энергии. Кроме того, необходимо отметить проявление в культуре еще одной глубинной потребности, когда женщина является не только активным пользователем культуры, но и стремится стать ее активным творцом. Можно предположить, что за стремлением занять такую активную позицию и творить культуру, помимо проявления «зависти к пенису», стоит потребность женщины стать ближе к отцовской фигуре, в большей степени идентифицироваться с отцом, что часто можно обосновать дефицитом материнской любви и несформированной способностью освоения полноценной женской идентичности. К этому тезису мы вернемся чуть ниже.
Таким образом, осваивая культуру, женщины постепенно подавляли реализацию своего архетипа женственности, который связан с пассивной, страдательной позицией, требующей присутствия активного мужского начала. Женская сексуальность все больше получала свободу для своего прямого удовлетворения, но одновременно и мужчина получал свободу от востребованности своей мужественности, которая, как порождение определенного периода формирования культуры, теперь затухала и возвращалась к своим биологическим формам проявления.
Мужчине больше не приходится напрягаться ради любви женщины, а сам вариант мужского существования часто является сублимационной формой обесцененной самой же женщиной своей глубинной женственности. Все более частым вариантом современного мужчины в западной культуре признается вечный ребенок Питер Пэн. В российской культуре к подобному типу мужчины можно отнести череду образов в советских фильмах 80-годов, например, фильмы о несформированной мужской идентичности «Полеты во сне и наяву», «Курьер» и т.д.
Российский тип мужественности
Остановимся более подробно на российском типе мужественности. В силу различных социальных причин в отечественном обществе сформировался определенный тип мужчины, как носителя заряда бессознательных конфликтов нации. Это, в первую очередь, отражено в русских сказках и мифах, а также в литературных произведениях, например, в романах 19 в. (Печорин, Обломов, Чичиков и т.д.), где мужской герой демонстрирует различные регрессивные варианты преодоления «семейного романа» [1].
Механизмы формирования мужественности и женственности были детально исследованы В.Медведевым [1,2], И.Ничипуренко и В.Медведевым [4]. В этих работах рассмотрено формирование женственности и мужественности в российском варианте с учетом специфики структуры коллективного бессознательного русского народа.
По мнению авторов этих работ, в русских сказках, на которых выросло не одно поколение детей, формирование мужской идентичности иллюстрируется судьбой младшего сына, который необычайно любим своей матерью. Его нарциссические потребности полностью удовлетворены в симбиозе с матерью в период блаженного младенчества. Хотя этот нарциссический кокон и порождает агрессию к постороннему вмешательству в отношения с первичным объектом, в большинстве ситуаций агрессивности не наблюдается и герой сказок скорее пассивен. Никаких усилий в достижении целей герою сказки прикладывать не надо, нет необходимости «вставать с дивана», что приводит к симбиотическому слиянию в отношениях с матерью. Исходя из представлений о русской культуре как доэдипальной [1], такой вечный Емеля обречен на решение конфликтов самых первых лет своего детства. Он переживает полноту инфантильной радости от слияния с материнской фигурой, а нарциссическая нагруженность матерью его пениса приводит к фантазиям о полном удовлетворении обеих сторон [5]. В такой ситуации, мальчик фиксируется на этапах освоения инфантильной психосексуальности, так и не испытав глубинной потребности в идентификации с мужской фигурой, полноценного формирования своей мужественности. Безусловно, это не может не сказаться на взаимоотношениях, как со своим полом, так и с противоположным. Способность строить преимущественно диадные отношения и реализовывать привычные доэдипальные паттерны поведения ведут к тому, что в будущем такой мужчина будет искать и вступать в отношения с женщиной с активными материнскими функциями, личность которой будет, однако достаточно инфантильной.
Российский тип женственности
В отличие от представленного мужского типа героиня русских сказок фиксирована на фаллической стадии. Ее активность, строптивость в сюжетах русских сказок формируют представление о неприятии девочкой женственности как таковой. Это говорит, в первую очередь, о том, что девочка испытывала недостаток материнской любви и ее потребности не были достаточно удовлетворены. И, хотя в своем психосексуальном развитии она пошла дальше, чем мужчина-мальчик, в силу кастрационных тревог, вины перед матерью за предательство любви к первичному объекту, страха перед наказанием за это предательство, девочка фиксируется на этапе инфантильной генитальности, так и не осуществив окончательно психологический выбор пола. Дальнейшее психосексуальное развитие и полноценное формирование женственности подразумевает полный отрыв от материнского тела и замыкания всех импульсов на себе. В данном же случае фиксация на фаллической стадии позволяет девочке отыгрывать бесконечный конфликт с негативным материнским образом, а также лелеять бессознательно фантазию о нахождении у себя фаллоса. Этот бессознательный конфликт отыгрывается женщиной во внешней среде в пресловутом – «и в горящую избу, и коня на скаку».
Отцовская фигура в семье такой девочки либо отсутствует (в силу того, что такой тип культуры не порождает его), либо идеализируется и становится недостижимой. Тем самым появляются трудности в формировании будущего взрослого полоролевого поведения.
Основной психологической причиной выталкивания мужчины из семьи является напряжение бессознательных инцестуозных комплексов [2], которыми сопровождается сексуальная жизнь человека. Есть два варианта уменьшения этого напряжения в условиях, когда традиционные социокультурные механизмы перестают поддерживать стабильность семейно-брачного ритуала.
В первом варианте может быть несколько путей реализации: 1. В культуре формируются новые механизмы сохранения традиционных ценностей взамен ослабленных механизмов из прошлого. Возможно, что на некоторое время это задержит процесс изменений в семейно-брачных отношениях. 2. В отношениях происходит в большей или меньшей степени расщепление на сексуальную и любовную составляющие. Например, могут ослабляться формы пространственно-временной близости (раздельное проживание) или сексуальность может реализоваться вне семьи. Все это снижает бессознательные взаимные страхи мужчины и женщины и делает переносимым уровень амбивалентных переживаний в отношении друг друга. Реализация этого случая размывает традиционные формы семейных отношений, семья уже не противостоит культуре (в понимании З.Фрейда), а становится ее частью. В этом случае культура все менее становится сферой сублимации сексуальности и становится сферой ее прямого отреагирования.
Во втором варианте уменьшения напряжения, мужчина ищет или создает новые варианты сублимации сексуальности, которые не могут (пока) быть освоены женщиной. Можно сказать, что он пытается традиционными способами создать для себя замкнутые мужские области существования в окружающей его женской культуре, например, всё более проецируя психическую реальность в виртуальную действительность.
Современная российская семья
Остановимся на специфике российской семьи. Каким будет брак пары людей, решающих догенитальные проблемы? В связи с ранней травматизацией и женщина, и мужчина, вступая в брак, в лице своего партнера, по сути, вступают в отношения с первичным объектом, то есть с матерью. Можно утверждать, что брак будет носить симбиотический характер, где специально созданное поле эмоциональной зависимости и размытой идентичности, позволяет отреагировать конфликты инфантильного периода. По нашему мнению, на первый план в любовных и семейных отношениях в российской действительности выходит не конфликт между женщиной и культурой, которая отвлекает мужчину от семьи, а конфликт между поколениями женщин – между матерями и дочерьми. В чем его суть?
Если раньше к разрыву симбиотических отношений мальчика с матерью подталкивали требования культуры, а также дочери из следующего женского поколения, то теперь это давление со стороны и культуры и дочерей ослабло. Матери с большим моральным правом стали удерживать в симбиотических отношениях своих сыновей. Новые поколения дочерей по инерции еще требуют «заботливых, защищающих..», но не получают этого, поскольку сами выбрали сексуальную свободу и социальную активность. Женщинам остается только сокрушаться по поводу часто встречаемой инфантильности мужчин, хотя косвенно это обвинение в адрес не мужчин, а их матерей. На первый план в наше время вышло право матерей на своих сыновей, а не право дочерей. И дочери остаются ни с чем.
Есть два варианта реализации семейных отношений в этой ситуации. Женщина может взять в мужья инфантильного мужчину с достаточно сильными симбиотическими связями. И если раньше в семье создавались зрелые сексуальные отношения, объединяющие многие компоненты отношений на уровне взрослой генитальности, то теперь формируются отношения на уровне инфантильной генитальности, который, тем не менее, удовлетворяет взаимные потребности в сексуальности, а также потребности в материнстве и элементах симбиотических отношений с родительскими фигурами. Или же женщина может пойти по пути многих матерей и завести ребенка «для себя!» – будущего мужчину в семье. В этом случае стать матерью – это значит завести мужчину, который не предаст. Стать беременной при этом становится технологической задачей, а не опытом «романтических» отношений.
Можно предположить, что если проблемы материнства будут все более отделяться от отношений с противоположным полом и на первый план выйдут проблемы отношений с матерями, то это еще больше подтолкнет развитие однополых семей, которые реализуют один из вариантов отыгрывания инцестуозных и симбиотических проблем.
Мужчина же в современной российской семье стремится решить собственную проблему автономности, выбирая женщин с ярко выраженными материнскими чертами. В силу проблем, неразрешенных ребенком на этапе формирования целостного либидного объекта в период третьего года жизни, образ своего партнера и мужчиной и женщиной носит расщепленный характер. Например, для мужчины «женщина плохая», если она требует от него инициативности, заботы и защиты, а «женщина хорошая» если она кормит, ублажает, баюкает.
Не только мужчина, но и женщина в таком браке часто ищет материнскую заботу, возвращаясь к не пережитым травмам ранних отношений с матерью. И соответственно, такой симбиотический брак обречен на открытый или латентный конфликт во взаимоотношениях свекровь-невестка или теща-зять.
Рассмотрим для примера первый случай отношений – между невесткой и свекровью. При этом надо упомянуть, что симбиотические семейно–брачные отношения характеризуются несформированными границами семьи, что порой напоминает патриархальную модель семьи. Однако, на самом деле – это расширенный вариант родительской семьи, в которой выросшие дети, т.е. муж и жена продолжают освоение своих идентичностей, стараясь психологически выйти из диадных отношений с матерями. Отсюда следует, что в ядре взаимоотношений невестки, входящей в семью мужа будет ярко проявляться специфика отношений с собственной матерью. Хотя невестка, как мы упомянули выше, и фиксирована на фаллической стадии, проблемы более ранних отношений с матерью не вытеснились в бессознательное, а остались актуальными и эмоционально заряженным. Таким образом, в основе конфликта свекрови и невестки лежит не столько борьба за мужчину, сколько бессознательная борьба невестки с плохой частью своей матери из своего раннего детства. Эта ситуация и будет отыгрываться в различных аспектах семейной жизни. Стоит отметить, что в этой ситуации мужчина еще больше укореняется в своей инфантильной расщепленной позиции, поскольку в отношениях его жены с его матерью, которые он наблюдает, и, в которых участвует, попеременно отыгрываются либо «плохость» женского образа, либо его положительная сторона, причем и жена и мать могут брать на себя и ту и другую роль.
Конечно, возможен и такой вариант, когда невестка «принята» свекровью, которая вытеснила свою ревность и враждебность к женщине, которую выбрал сын. Внешне такие отношения со стороны свекрови могут проявляться в подарках невестке, присвоении ей статуса «дочери». Возможно, что с такой более «хорошей» материнской фигурой, невестке удастся разрешить некоторые проблемы, не решенные со своей матерью. Однако это потребует времени, а пока сексуальность в такой семейной паре будет носить бессознательно-инцестуозный оттенок, поскольку братско-сестринские отношения превратятся не в один из вариантов ролей, которые могут реализовываться в интимной близости, а в основной вариант инфантильной сексуальности [5].
Насколько устойчив такой вариант брачно-семейных отношений как симбиотический, доэдипальный брак? С одной стороны, учитывая специфику российских семейных отношений, он вполне гармонично встроен в коллективные ритуалы, а существующие в культуре варианты массового отреагирования накопленного в семье напряжения позволяют ей сохранять стабильность. Возможность для каждого участника семьи удовлетворять свои инфантильные потребности удерживает их в отношениях, каждый несет функционал необходимый другому. Однако высокий уровень амбивалентности проявлений бессознательной активности и несформированность механизмов регуляции Эго-активности [1], в частности, контроля агрессии в симбиотической паре (активную роль в сбрасывании агрессии играет теща, свекровь, алкоголь), бессознательный запрет на индивидуальное развитие, глубинная зависимость от матери – все это приводит к неспособности подобной пары проходить семейные кризисы. Появление ребенка или даже работа с психоаналитиком одного из супругов подрывает в паре диадные отношения, фактически вводя их в стрессовой треугольник. Позитивный вариант развития отношений в таком браке видится в личностном развитии каждого в паре с учетом его специфической «русскости»[1]. Впрочем, в этом случае назвать последующие отношения в этом браке симбиотичными уже нельзя.
Литература
- Медведев, В. «Русскость» на кушетке. Опыт прикладной супервизии случая Человека-Волка / В.Медведев // Russian Imago 2001. Исследования по психоанализу культуры. – СПб.: Алетейя, 2002. – С. 106 – 139.
- Медведев, В. Сублимационная эротика войны как способ бегства мужчины от женщины. Психоаналитические подходы к интерпретации фильма «Белое солнце пустыни» / В.Медведев // Russian Imago 2000. Исследования по психоанализу культуры. – СПб.: Алетейя, 2001. – С. 178 – 220.
- Фрейд, З. Неудовлетворенность культурой / З.Фрейд // Вопросы общества и происхождения религии. – М.: ООО «Фирма СТД», 2008. – С. 191–270.
- Ничипуренко, И, Медведев, В. Отречение от Решета: к вопросу о парадоксальности генитального символизма в русской народной сказке / И.Ничипуренко, В.Медведев // Russian Imago 2001. Исследования по психоанализу культуры. – СПб.: Алетейя, 2002. – С. 376–412.
- Кернберг, О.Ф. Отношения любви: норма и патология / О.Ф.Кернберг – М.: Независимая фирма «Класс», 2000. – 256 с.